11.10.2021
К 140-летию со дня рождения краеведа, археолога, исследователя Григория Степановича Новикова-Даурского
Удивительно, но у человека, оставившего богатейшее историческое наследие, нет ни одного документа об образовании – ни аттестата, ни диплома, лишь две записи в трудовом списке: «самоучка», «1 курс народного университета в г. Благовещенске 1920-1921 гг.». В разделе «Профессия»: «библиотекарь, статистик».
Геология, археология, история, библиография, журналистика, краеведение, филология, статистика, филателия, флора, фауна, география – трудно найти сферу, какой не коснулся бы в своих работах «самоучка библиотекарь» и «статистик» Григорий Степанович Новиков-Даурский, отдавший три десятка лет жизни амурскому краеведческому музею.
«Решил я дослужить до 30-й годовщины (25 октября 1957 года) и развестись с музеем, перейдя на отдых в качестве пенсионера. Хочется закончить обработку материалов, накопившихся в личном архиве и в памяти, а то ведь если буду продолжать «службу» в музее, все мои накопления бумажные останутся просто бумажным хламом, который в большей части после моего ухода с жизненной сцены будет выброшен на свалку или сгорит. Жалко все-таки затраченного труда…»,* – из письма Григория Степановича Новикова-Даурского бывшей коллеге Людмиле Афанасьевне Вишняковой от 25 августа 1957 года. Чуть позже, накануне 1958 года, он напишет своим друзьям, Моисею Ивановичу и Федоре Савельевне: «Мне заниматься садоводством и домашними делами не хватает времени. Одолела писанина и на службе, и дома – все письменная работа, и я стал писучим механизмом».
«Бумажные накопления» краеведа избежали печальной участи. Спустя четыре года после смерти Григория Степановича, в 1965 году, документы были переданы его родственниками на хранение в Государственный архив Амурской области. Сегодня личный фонд Г.С. Новикова-Даурского, Р-958, – один из богатейших и востребованных фондов Государственного архива Амурской области. В описи – 214 единиц хранения, 75 из них присвоен гриф «Особо ценный».
Неудержимое стремление Новикова-Даурского брать жизнь на карандаш, скрупулезно описывая каждое мгновение, было сильнее любых жизненных невзгод – раннего сиротства и жестокости, предательства и одиночества, ужасов войны и плена. Кроме колоссального трудолюбия Всевышний наделил его уникальным чувством слова и тонким юмором. Благодаря этому и в XXI веке дневники, воспоминания Григория Степановича читаются как увлекательный роман, будь то философские размышления или жизнеописание. Прекрасными иллюстрациями к этому роману являются многочисленные фотодокументы из личного фонда Новикова-Даурского.
Детство Гриши Новикова было безрадостным: «Родился я в 1881 году 1 октября /по старому стилю/ в городе Нерчинске Забайкальской /ныне Читинской/ области, в мещанской семье: отец мой был ремесленник, а мать ходила на поденные работы к купцам и зажиточным мещанам – стирала белье, мыла полы, копала огороды …
Отец мой считался лучшим каменщиком и печником в городе … Но он часто пил и пьяный … избивал жену. … дед и бабушка – родители отца, проживали с нами.
Мать каждый год родила детей, но они все скоро умирали, выжили только двое: я и брат Иннокентий.
В феврале 1888 года мать умерла от чахотки. …
Вскоре … отец заболел … и надолго слег в больницу, … семья переживала ужасную нужду, получая пособие от городской управы в размере 3-х рублей в месяц. Мне и брату приходилось заботиться о заготовке топлива на зиму и носить воду с реки.
Из больницы отец вышел … неработоспособным. Брат был моложе меня на 14 месяцев, но … был крепким и сильным, я же часто болел. Поэтому брат стал раньше меня зарабатывать – 11 лет его отдали в работники.
Меня взял … кабатчик в подручные в кабак, но я оказался неспособным обходиться с клиентами кабака.
После этого батрачил у зажиточных мещан. … Накануне 1896 года дед умер, бабушку увезли в больницу, наше имущество … сложили в больничный амбар, избенку нашу заколотили, а меня управа отдала в работники … зажиточному мещанину Силинскому, который занимался хлебопашеством и извозом. Работа оказалась для меня тяжелой, а сам Силинский был человек черствый и часто бранил и даже принимался бить меня. Я не вынес и, обидевшись на хозяина за то, что он не отпустил меня к бабушке в больницу, сбежал от него. Оказалось, что в тот день … она умерла».
Первая запись «о прохождении службы» сделана в трудовом списке Новикова (-Даурского) (так в документе – прим. авт.) Григория Степановича десятого марта 1896 года, 14-летний Гриша Новиков «поступил в Нерчинскую гор. аптеку». Затем, с 1896 по 1903 годы, работал «у разных людей», сторожем.
Мирный период прервала русско-японская война. Двенадцатого декабря 1903 года Григорий Новиков «явился на сборный пункт» – началась военная служба, четырнадцатого декабря «прибыл в Порт-Артур и зачислен матросом в бывш. Квантунский флотский экипаж». Через год, 22 декабря 1904 года «взят в плен японцами по капитуляции П.-Артура. В плену, с апреля по ноябрь 1905 года «заведовал товарищеской библиотекой русских военнопленных, для них издавал «по собственной инициативе» журнал «Друг», сотрудничал в революционной газете-журнале «Япония и Россия».
Гибель адмирала Макарова, падение Порт-Артура, жизнь в японском плену – все это описано в автобиографии Новикова-Даурского и дневниках, которые он вел с первых дней военной службы. Сегодня эти архивные документы позволяют восстановить страницы истории не только отдельно взятого человека, но и всей страны.
Из дневника Новикова-Даурского: «31 марта 1904 г. Утром мне сказали, что в море идет бой. … я пошел на Золотую гору. … С горы я увидел нашу эскадру с «Баяном» впереди и 6 неприятельских судов … Из-за утесов с востока … вышли 5 наших миноносцев, неприятельская эскадра начала приближаться к нашей, а «Баян» – полным ходом к ней. «Новик» обогнал его. Неприятель отступил, миноносцы вышли в гавань, «Баян» направился туда же и с ним остальные. В это время к нам подошел жандарм и попросил удалиться с горы. Мы перешли к дачам. … оттуда было видно неприятельские суда и наши с «Баяном» впереди, снова полным ходом идущие навстречу им. …
Неприятель начал отступать. Наша эскадра продолжала преследовать его. Но тут нас прогнал от дачи явившийся откуда-то полицейский. Я … пошел в казармы. Только что я пришел к себе .., как прибежали несколько человек матросов, … и сообщили страшную весть, что погиб один из лучших наших броненосцев «Петропавловск», на котором находились: Его императорское Высочество великий князь Кирилл Владимирович и всеми любимый командующий Тихоокеанским флотом Вице-Адмирал Степан Иосифович (Осипович – прим. авт.) Макаров или Дедушка Макаров, как звали его обыкновенно моряки. Все, получив эту печальную весть, сначала ни за что не хотели верить ей, но каждый вслух сказал: «Вечная ему память!»
17 декабря 1904 г. дни нашего Артура, кажется, сочтены… Снаряды, говорят, приходят к концу; провизия вышла, едим такую дрянь, что свиньям в пору. Например, вчера варили жиденькую кашицу из фасоли и прелого риса, которой, как мы не были голодны, не могли съесть и по пять ложечек, цинга свирепствует все больше. Казармы наши переполнены цинготными, которые все прибывают, в госпиталях и лазаретах нет места для раненых и больных; служебного медицинского персонала давно уже не хватает, лекарства нет, по городу невозможно пройти не обстрелянным японцами, они стреляют 6-ти дюймовыми гранатами по группам в 2-3 человека…
Первая бомбардировка Артура. 27 января 1904 г. В 6 часов утра меня разбудил крик дежурного: «Вставай, довольно спать!..» … дежурный просвистал строиться и, отсчитав из строя 110 человек, отправил их в порт … «Куда это?» – спросил я… «Уголь сгружать с «Цесаревича» и «Ретвизана». … Говорят, японские миноносцы атаковали их на рейде и сильно повредили». …
Около 11 часов … квартирмейстер Бычков, исполняющий должность фельдфебеля, собрал нас и обратился со следующей речью: «Слушайте, ребята, страдная пора приходит для нас, наступило военное время. Сегодня ночью наши суда, мирно стоявшие на внешнем рейде, были атакованы японскими миноносцами. Некоторые получили повреждения ихними минами. Некоторые матросы, вчера веселые, здоровые, сегодня лежат мертвыми изуродованными трупами ... Кто прав?! Кто виноват в этом?! Не наше дело. Мы не должны о том ни рассуждать, ни даже думать. Наши мечты, наши чувства должны быть направлены к одному: как поразить, уничтожить этого нежданного врага. … так постараемся, братцы, доказать этому врагу, что мы сыны России, что умеем драться так же, как дрались наши отцы и деды, и что мы так же любим родину, как любили ее наши предки. … Не посрамим земли русской, … на нас скоро обратятся взоры всего мира. Мне кажется, мы поэтому должны стараться не подгадить». …
В 6 часов вечера 30 человек нас, новобранцев, повели на Адмиральск. пристань сносить раненых с одного миноносца в портовый лазарет. Сначала снесли убитых 4 человека. При виде их в толпе матросов и солдат послышались тяжелые вздохи: «Упокой, Господи, душу его!.. Вот она, жизнь-то наша… Бедняжка!»
Начали сводить и сносить раненых, и я весьма удивился, не услыхав от них ни крика, ни стона. Они переносили свои страдания молча, лишь при неловких движениях носильщиков слабо стонали… На троих не хватило носилок … Кто-то предложил сносить на сходнях или на одеялах. «Хорошо, … – распорядился командир. – Да, нужно унести поскорее того, что кровью исходит». Когда взяли этого исходящего кровью, то он чуть слышным прерывающимся голосом проговорил: «Прощайте, братцы, умираю…». И затем уже в беспамятстве нараспев заговорил: «За что…о, Господи, …не бейте, не уби..и..вай…». Говорил он это таким душу раздирающим жалобным голосом, в котором слышались и страх, и мольба, и страстное желание жить, что слезы сдавили у меня горло, я не мог глядеть более на эти мучения и отошел в сторону».
В декабре 1904-го Порт-Артур пал. Из автобиографии: «… я, вместе со всем гарнизоном крепости, оказался в плену у японцев. …Заточение в плену я проводил в самом обширном приюте военнопленных /так назывались тогда лагери пленных/ в Хамадера, в 18 километрах от города Осака». Здесь Григорий Новиков проведет более года, все это время он будет вести дневник. Сохранилось четыре блокнота с записями, сделанными в период японского плена. На титульном листе одного из них Новиков-Даурский сделал отметку: «Принадлежит матросу 2-й статьи Квантунского флотского экипажа Григорию Степановичу Новикову. Получил 20-го ян. 1905 года. Япония. Осака-ду, Хамадера, лагерь военнопленных. Дневник – апрель 1905 по 1/14 октября 1905 года».
Последняя запись сделана 14 октября 1905 года – в 24-й день рождения Григория Новикова. Из дневника: «1/14 октября. День моего рождения. 24 года прошло с того дня, как я появился на Свет. 24 года жизни, полной всевозможных лишений, нужды, труда непосильного … Мне за эти 24 года приходилось … вращаться чуть ли не во всех слоях общества, начиная с самых «поддонов» его и кончая «сливками». … я жил жизнью богатого и бедного, даже нищего, чиновника и бродяги, торговца и солдата, путешественника и заключенного, жизнью бобыля-сироты и жизнью семьянина … и кругом – на всех стадиях жизни я видел неправду, угнетение слабого, … и произвол со стороны тех, кто должны бы бороться с неправдой».
На родину вернулся в феврале 1906 года. Из автобиографии: «Порт-артурцев русские чиновники, заведовавшие эвакуацией пленных, обещали вывезти вперед всех прочих, однако, под различными предлогами оттягивали их отправку, и мы оказались в последних партиях. Я попал в партию, выехавшую из японского порта Иокачи предпоследнею, последними были отправлены … флотские унтер-офицеры, … еще оставались в Японии, в ожидании специального судна, сумасшедшие, которых оказалось довольно много. Главной причиной сумасшествия была медленная эвакуация, а последняя происходила от боязни привезти в Россию революционно-зараженных людей …
Вернулся я … в Нерчинск в 20-х числах февраля 1906 года больным /развилось нервное расстройство/ и сразу оказался под негласным надзором полиции».
В течение восьми лет Новиков несколько раз менял место работы – служил «письмоводцем на золотых промыслах», продавцом книжного киоска при железнодорожной станции, экономом и библиотекарем общественного собрания Казаковских промыслов. Из-за усиленного полицейского надзора и преследования черной сотни, которая его «взяла под обстрел», Новиков лишился работы. К финансовым проблемам в мае 1914 года добавились семейные – жена с новорожденным сыном уехала в Нерчинск, оставив на руках мужа двухлетнюю дочь.
В июле того же года в поисках заработка и, скрываясь от преследования полиции, Новиков с семьей переезжает в Благовещенск. Правда, жена с детьми вскоре вновь возвращается в Нерчинск.
Из автобиографии Г.С. Новикова-Даурского, 25 августа 1952 года: «Семейная жизнь у меня долгое время слаживалась неудачно – жена, с которой я жил в гражданском браке с 1911 года, в 1922 году бросила меня с тремя детьми и уехала в Западную Сибирь. Причиной послужило то, что жизнь в то время на Амуре, как и повсеместно, была крайне тяжелой и вот, не выдержав испытаний, моя жена отправилась искать счастья и легкой жизни. Вернулась она через 12 лет в 1934 году, но совместная жизнь с ней у нас не наладилась, хотя она устроилась в музее на должность уборщицы, но у нас с ней взгляды на жизнь и на мораль оказались совершенно противоположными и жить совместной жизнью с ней мне не позволяла совесть, перевоспитать же ее я оказался не в силах и поэтому мы окончательно разошлись. В 1936 году я женился на другой, Варваре Петровне Секисовой, зарегистрировавшись с ней по советскому закону. …
От первой жены было трое детей, из которых один мальчик умер в 1929 году, а двое: дочь (Мария) и сын (Николай) в настоящее время живут самостоятельно, обзаведясь своими семьями».
В личном фонде краеведа сохранился паспорт, выданный Г. Новикову нерчинским мещанским старостой о том, что «Нерчинский мещанин Григорий Степанович Новиков уволен в разные города и селения Российской Империи» с 17 июня 1916 года по 17 июня 1917 года. Вскоре столица Приамурья становится для Григория Новикова второй родиной.
Основная научно-исследовательская работа проделана именно в Благовещенске. В 1914 году Новиков вступает в Амурское отделение общества изучения Сибири и изучает Амурскую область: собирает материалы по библиографии Приамурья, хронологии событий для географического словаря Амурской области.
С 1917 по 1927 гг. Новиков – один из активных работников детского движения в Благовещенске, руководит кружками, экскурсиями, прогулками, детским огородом.
Из трудового списка Григория Степановича Новикова-Даурского: «1914 год, сентябрь. Принят на должность библиотекаря в Детскую библиотеку-читальню имени Л.Н. Толстого в Благовещенске.
1916 г. Состоя на службе в Дет. биб.-чит., издавал в Благовещенске журнал «Заметки любителя».
1917 г., март – 1920 г., 20 апр. по авг. Организовал при Дет. библ.-чит. «Юношеский союз», который реорганизовался в «Амурский Союз молодежи» и позже Амурск. окр. ком. ВЛКСМ. …
1932 г. авг. 7. Назначен на должность научного сотрудника при Благовещенском музее.
Зав. Ам. музеем Ладейщиков».
Не миновали амурского краеведа чистки 30-х. На пятой странице трудового списка в примечаниях к разделу «Данные о прохождении службы» сделана запись: «Чистку прошол (так в документе) без замечаний. Пред. проверкома Д. Жданов. 29.07.30 года».
На протяжении всей своей трудовой деятельности Г.С. Новиков-Даурский ведет активную переписку. В его адресной книжке – более 120 контактов – от сторожей, рабочих до писателей и ученых; от Ленинграда до Южно-Сахалинска. Так, амурский краевед долгое время переписывался с профессором, доктором исторических наук, лауреатом Сталинской премии, археологом Окладниковым Алексеем Павловичем и уроженцем Благовещенска народным художником Яр-Кравченко Анатолием Никифоровичем.
Из писем Г.С. Новикова-Даурского друзьям, коллегам и знакомым: «Я же живу все в Благовещенске, укоренился здесь. Хотя давно думаю уйти с работы на пенсию и выехать на родину в Забайкалье. Однако меня удерживает здесь работа. Я работаю в Амурском областном краеведческом музее с октября 1927 года, то есть тридцатый год. Занимаюсь краеведением, изучаю амурскую археологию и историю, пишу на эти темы, и пока работа еще не завершена».
«Здоровье пока удовлетворительное, хотя, конечно, не такое уж крепкое, как хотелось бы – часто болит голова, а иногда и другие органы. Но в общем, учитывая прожитые в невзгодах и в труде 76 лет, можно сказать «слава богу» живется и работается».
«Я в музее уже не работаю. 13 марта меня проводили на отдых, и я теперь состою на положении пенсионера «бездельника».
Сейчас занимаюсь обработкой всякой всячины, накопившейся в моем домашнем архиве и в личной памяти. Словом, начинаю писать мемуары».
«В последнее время и вот сейчас я чувствую себя не совсем здоровым. Что поделать, когда организм начинает терять накопленное – развинчиваются гайки, разбалтываются подшипники, выкрашиваются зубья шестеренок и т.д.».
«Работники музея порасхлябались, и работа движется как-то сонно и вяло. Почтенная заведующая фондами тов. Лазарева ни шьет – ни порет, в музее бывает часика два-три в день, да и то затем, чтобы посидеть спокойненько у своего стола, вздремнуть поаппетитнее и бежать скорее домой то кормить ребенка, а то просто так попроведать, что творится в ее пенатах».
«Сейчас начинаю въезжать в свою колею. Хоть со скрипом, а все-таки моя колесница ползет по жизненной стезе. Теперь, насколько позволяют запасы энергии, работаю над подготовкой к печати своих прежних очерков и статей по истории и археологии для Амурского книжного издательства, запланировавшего на 1960 год выпуск всех моих трудов».
«Почему-то местные историки и экономисты о прошлом города Благовещенска и Амурской области пишут только в стиле беспардонного охаивания всего, что было у нас прежде, без указания хоть какого-нибудь светлого пятна. Выходит так, будто до появления на Амуре людей «с запада» здесь не было ни земли, ни неба, а был один плетень. А вот прибыл сюда какой-нибудь спец, и уголок, где он проявляет свою деятельность, сразу засверкал и зажил полнокровной жизнью. Это происходит от того, что человек не знает того, что было на этом месте до его появления. Ну и расписывает все царь-краской – сплошным черным цветом».
«Дом, в котором я жил, поставлен на капитальный ремонт, а меня с женой и со всем имуществом вселили во временное жилье в виде досчатого барака в 10 квадратных метров площадью. На этой площади приходится размещать кухню, столовую, спальню и мой рабочий кабинет. Помещение полутемное, а в жаркую погоду в нем невозможно заниматься – через рубероидную крышу воздух в нем накаляется, как в печке. Но хуже всего то, что моя библиотека и папки с бумагами сложены в дровяной сарай поленницей, и пользоваться ими очень трудно: если книга или папка не лежит сверху, то найти ее дело почти неосуществимое (библиотека состоит из 2 тысяч книг с лишком)».
«Летом у меня было много писучей работы в связи со столетием города Благовещенска, затем был на курорте целый месяц. Потом в командировке и немного прирасхлябался здоровьем. Ну и не мог сосредоточиться на переписке».
«Писучей работой» амурский краевед занимался до последних своих дней. Пятнадцатого апреля 1961 года «Амурская правда» сообщила, что «13 апреля 1961 года на 80-м году жизни скончался старейший краевед Амурской области Григорий Степанович Новиков-Даурский».
Историческое наследие, оставленное Григорием Степановичем Новиковым-Даурским, трудно переоценить, а его имя на века вписано в историю Благовещенска, Амурской области, Дальнего Востока.
______________________________________________________
* Здесь и далее по тексту в цитатах сохранена орфография и пунктуация автора.