Н.В. Релиной - 95

     18 апреля 2017 года исполняется 95лет почётному гражданину г. Благовещенска - Нине Валерьяновне Релиной.

      Яркая и интересная судьба женщины-легенды несомненно является примером для подражания, поводом для гордости для современников и потомков.

     Нина Валерьяновна родилась в 1922 году в городе Реж Свердловской области. В 1941 году она добровольцем ушла защищать Родину. Радист первого класса 87 отдельного полка связи войск ПВО, она прошла дорогами войны от Москвы до Вильнуса.

    С 1945 года – профессиональный журналист. Работала в газетах гг. Свердловск, Реж, Кызыл, Минусинск, Уссуриск, Владивосток, Благовещенск.

    Автор четырех сборников стихов и сборника песен, а также гимна Благовещенска, текст которого был написан ею к 150-летию города. Печаталась в альманахе «Приамурье», сборниках «Над Амуром и Зеей, «Мой город», коллективных сборниках стихов и песен уральских стихов и песен уральских авторов. Её стихи и очерки вошли в Амурскую «Книгу Памяти», книги «Амурцы-Герои», «Солдаты Победы», «Благовещенская дума из века в век».

    Нина Валерьяновна общественный деятель. Долгие годы она посвятила военно-патриотической работе. Была заместителем председателя областного Совета ветеранов, ответственным секретарём областного комитета ветеранов войны, двадцать два года пела в хоре ветеранов.

    Нина Валерьяновна Релина награждена орденом Отечественной войны, медалями: «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За победу над Германией», Серебряной и Золотой медалями Фонда мира, Почетными знаками государственных организаций СССР и России.

   В 2014 году в Государственном архиве Амурской области был сформирован личный фонд Нины Валерьяновны Релиной. В его составе: личные документы, опубликованные статьи, черновые наброски песен, стихотворений и другие материалы.

   В личном фонде Нины Валерьяновны на хранении находится опубликованная в 2014 году книга воспоминаний «Молодость военная моя». Дневниковые записи, которые в течение четырёх военных лет вела радист 87 отдельного полка связи войск ПВО Нина Релина и письма танкиста первой гвардейской танковой армии Михаила Балаганского, страница за страницей приоткрывают читателю дверь в мир её детства, родительского дома, юности:

«… Реж. Мой родной, мой любимый городок в середине Уральских гор. Скалы, распадки, кручи, золотистые свечи строгих корабельных сосен. Снега зимой наметает почти до крыши наших домов. А летом грибов столько, что мы возили их возами и сдавали в кооперацию. А ягод! Земляника, черника, потом брусника и клюква…».

«… Мы со старшей сестрой Валей спим в амбаре. Тут удивительный мир нашего папки (так у нас в семье называют отца). На верстаке, на полках, в ящиках – инструменты со странными, непонятными нам названиями: шерхебель, рубанок, фуганок, коловорот. Но мы знаем для чего они. Один просто стругать, другой – делать доску гладкой – прегладкой, а третий – вертеть отверстия. Наш папка умеет все…».

«…Мы никогда не видели, чтобы мама с папкой сидели на завалинке, как обычно вечерами собираются соседи. Они сами месили глину и штукатурили стены, стругали и настилали полы, потолок. Только ставить стропила кто-то из соседей помогал…».

«… Самовар кипит – шипит. А у мамы уже напечены шаньги с брусникой или черникой. Или любимые пирожки с маком.

Вся семья садится за стол, пить чай со свежими пирожками или шаньгами.

Как хорошо в такие воскресные дни, когда все дома и всё в порядке…».

«…А походы на покос это и радость и тяжесть. Радость потому, что среди леса птицы поют, аромат цветов отовсюду, спим в избушке на душистом сене, на сосновых нарах. Их как избушку сделал папка. А сначала у него был простой балаган. Но я в нем не была.

    А тяжесть потому, что рано-рано надо вставать. Роса ещё на траве. Надеваем сплетенные папкой лапти, берем литовки и за дело. Косить – то, как раз легче, когда роса. Но вскоре ноги уже мокрые, и от росы и от того, что покос на болоте. Я стала косить с одиннадцати лет. Сначала обкашивала лишь кусты. А уж после меня пустили в общий строй. Впереди папка, за ним брат Александр (пока не пошел в армию), потом Валя, сестра, и уж в хвосте я…»

«…Вспоминается бесхлебье. Обычно мама хлеб пекла сама. Какие пышные, румянистые караваи, выпеченные на капустных листьях, вынимала из русской печи! Ароматная корочка с холодным молоком из подполья то-то чудная еда. А если утром надо в школу, а хлеб ещё не испечен, тогда мама зачерпнет из квашни поварёшкой тесто и на сковородку. Через пару минут лепешка пышная, пузыристая уже готова.

    И вдруг муки нет ни в доме, ни на рынке. Говорят неурожай. В магазине хлеб продают. Но его привозят мало. И вот мы с вечера занимаем очередь. Летом, куда ни шло – ночи теплые, а зимой стучим заплатанными старыми пимешками, бегаем друг за другом в догонялки, но все равно холодно…».

«…Добрые школьные дни. Каждую четверть я получала премии, подарки за отличную учебу: то школьный портфель, то платье ситцевое, то ещё что. Друзья. Подруги. Походы в лес на лыжах, катание на коньках, драмкружок, сдача норм ГТО, «Ворошиловский стрелок» ГСО. Сколько всего интересного! И хоть не было богатых нарядов, но было веселье. Мы ездили в пионерские лагеря, пели песни, ходили на танцы. Впереди были планы тоже светлые добрые.

И всё это осталось где-то за чертой, которая отделяла мирное время от войны…».

«… В райкоме комсомола невообразимый гвалт. Стоят, сидят, ходят. В коридорах, на лестнице, на улице. Возле кабинета секретаря настоящая давка.

- И почему обязательно беседовать с каждым? – возмущается вихрастый парень из индустриального института. Записывали бы всех списком, да и делу конец. Только время зря проводим.

Мы с ним согласны. Война. Надо скорей на фронт, а тут разводят антимонии…».

«… Конечно, родителей не обрадовала моя весть, что я больше не студентка, а без пяти минут солдат и, когда получу военную специальность, наверное, пошлют на фронт. Мама потихоньку плакала. Отец у нас был сдержанный. Он бурно своих эмоций не выражал. Только качал головой и говорил вроде сам себе: «Как же ты, дочь, с нами даже не посоветовалась?» А где тут было советоваться, когда мы были охвачены одними мыслями: скорее на фронт…».

«… До сорок первого года я никогда не была в Москве. И вот мы в морозной утренней дымке увидели её, суровую и настороженную…».

«… Снег, Снег, морозная декабрьская ночь сорок второго года. – Лёша! Лёша! Заходи в хвост! ... Так его сукина сына! – Невольно сдвигаю наушники. Кажется, даже уши покраснели. Но в сердце тревога: идет воздушный бой. И понять ребят можно. Там всё решают секунды, и в эти короткие секунды они не успевают обдумывать, в какой форме выражают свои мгновенно принятые решения.

Взволнованный голос, наконец, замолкает. Короткий воздушный бой закончен. И снова морзянка. Чья-то станция работает на моей волне. А мой корреспондент пока молчит…».

«… Ура! Получила письмо от Мишки! Вот оно первое письмо…».

«… Вчера, 19 марта, меня приняли кандидатом в члены ВКП (б)! И ни о чём не спрашивали. А я так волновалась. Так что всё хорошо.

Письма Мишке пишу и пишу. Он ведь долго не будет получать, пока не приедет на место. Потом уже посылаются одно за другим. Были в полку (мы всё ещё там питаемся). Были там танцы. А я чувствую себя неловко, так как все смотрят на мою медаль…»

«… Да, в работе у нас изменения. Старшины-радисты первого класса будут работать через шесть часов и по одному часу заниматься тренировками на приём и передачу. Появилось много работы и надо её обеспечивать, хоть и будут трудности, так как с некоторыми корреспондентами нет никакой связи, кроме нас…»

«… Да, теперь, пожалуй, не удастся часто писать Мишке. А мне хочется писать каждый день.

Получила письмо. И у него мысли такие же. Он не идет с товарищами в город, а предпочитает писать мне письма…»

«… 16 мая 1943 года. Как я счастлива! «Твой Мишка» Ведь никто никогда не писал мне, не говорил мне так. Наконец-то он получил мои письма. Сразу девять! Представляю, как ему подали девять одинаковых беленьких конвертиков, которые я делаю сама. Ну, зачем мне ответы на все? Всё, что ты сказал одним письмом. Но каким письмом!…».

«… Получила открытку. Опять цветная: танкист и девушка. И стих: «Эх, подружка моя, что ж ты оробела? Танкиста любить – хорошее дело».

Короткие строки. Писать некогда…»

«… Я уже два года как солдат, а мне 21 год… Душа рвётся куда-то, навстречу неизведанному ещё чувству. Хочется говорить кому-то нежные слова. Слушать ответы. Но всё это только на бумаге можно себе позволить. Проклятая война! ...».

«… 26 августа 1943 года. Прошло два года моей службы в Армии. Кажется, совсем недавно я шла солнечным утром с мешочком за спиной от студенческого общежития к военному городку. Но как много уже прошло с тех пор! Достала Мишкину фотографию, смотрю на него, не могу оторваться, таким близким, дорогим стал он для меня. И неужели я никогда не увижу этих глаз? «Не вечна жизнь оригинала, пусть копия переживёт его», - так он написал на обороте фотокарточки. Неужели его жизнь так коротка? Всего двадцать два…».

«… 5 февраля 1944 года. Сейчас часто думаю, могу ли я стать настоящим поэтом? Я бы хотела, чтоб кто-нибудь из писателей-профессионалов оценил мои способности, дал совет. Но как это сделать? ...».

«…Мишка уже в Румынии! Вчера, 9 апреля, они перешли нашу границу с Румынией и Чехословакией и заняли город Серет. Как сообщается в приказе товарища Сталина, отличились войска генерала - лейтенанта Катукова Точно родное что-то, точно привет слышу в этих словах диктора. Это указывает, где мой Мишка. Как далеко! Как много они уже прошли! Как много пережили! Письма Мишка теперь пишет редко, всё время в боях. Вот уже десять дней писем не было. Как я переживаю! Как я беспокоюсь за него! Часто думаю о встрече. А будет ли она? Ведь каждый бой – это встреча со смертью…»

«…2 мая 1944 года. Был у нас вечер. Я прочитала свои стихи «Жду тебя». Пела «Красный сарафан». И как всегда, тушевалась. Степанов говорит, что нужно уметь держаться на сцене и читать не один, а десять стихов. Конечно, он прав…»

«… 1 июля 1944 года. Мишка с радостью пишет о том, что наконец-то союзники открыли второй фронт. Нас это тоже радует. Но ведь наша армия в одиночку с лютым врагом уже три года! Сколько наших солдат погибло! И ведь сейчас мы уже освобождаем не свою территорию, а Европу. Наши союзники всё выжидали, как будет складываться ситуация, а сейчас, наверное, поняли, что нашу армию уже ничто не остановит. И она, не щадя себя, пройдет и до самого Ла-Манша. И тогда победа будет только наша. Это, конечно, союзникам не по нутру. Вот они и открыли второй фронт.

А Мишка пишет: «Наконец наступило и наше время. Пойдем, ещё раз нанесём решительный удар».

Господи, сколько уже было этих ударов и сколько ещё будет? Только бы он выдержал, только бы дошёл до победного дня! …»

«… 21 августа 1944 года. Интересное совпадение! Три года назад в этот день, вернее уже вечер, я была в горкоме партии, в Свердловске, подавала заявление с просьбой зачислить в ряды РККА. В эти же самые часы, сегодня вечером, я вернулась в свою часть из политуправления с партийным билетом! Я член ВКП (б)! ...».

«… Нагрузка огромная. Заканчиваешь дежурство, голова раскалывается. Всё время мучишься с радистами. Вчера одну радиограмму передам, приму от него. А он начинает запрашивать мою, оказывается, что-то не принял…».

«… 31 декабря 1944 года. Последний день, последние часы сорок четвёртого года! Сегодня украшала ёлку, писала «Боевой листок»…»

«… Написала Мишке поздравление, сообщила, что переезжаем…».

«… Письмо от 8 января 1945 года Мишка пишет опять перед боем. Это письмо меня очень расстроило. Он пишет так, как будто предчувствует беду, как будто прощается со мной навсегда: «… Подогреваются машины. Только смотрел на твое фото. Нина, Нина, немного подробнее напиши, где ты едешь и куда. Место. Эх! Нинка, как бы хотелось перед боем поговорить с тобой и больше того – поцеловать. … Настроение бодрое, здоровье хорошее. Немножко волнуюсь. Не потому, что боюсь или что, а скорее бы в атаку. Часы ожидания мучительны. Идем в глубь Германии.

Ну, дорогая, у меня всё. Иду с твоей чистой любовью.

Очень крепко целую. Михаил.»

«… 4 апреля 1945 года. День тёплый, солнечный. Здесь в Литве, в полном разгаре весна. Каждый день радует, потому что он приближает день победы. Лётчики соседнего полка дальней бомбардировочной авиации уже летают на Берлин. Значит конец близок. Но почему нет писем от Мишки? Даже в периоды самых тяжелых боев он писал, хоть несколько строк. Сейчас – ни слова…».

«…15 апреля 1945 года. Боже мой! Точно солнце вдруг перестало светить, точно небо всё заволокло темными тучами! Кажется, всё, что было самого чистого, светлого в сердце – все мечты, все надежды оборвались вместе с этим словом – Мишка! Нет больше моего лучшего, самого чуткого, самого отзывчивого друга.

Погиб 11 марта 1945 года. Сгорел. Останки его захоронены. Как просто говорится. Как мало надо бумаги, чтобы написать эти несколько слов. Похоронен в Германии. Но как много нужно сил, чтобы принять это, чтобы сдержать себя, чтобы не плакать. Нет! Я никогда не смогу забыть этого дня, этого незнакомого письма, принесшего смертельную весть…»

«… В 21.00 восьмого мая 1945 года наша смена, как обычно, приняла дежурство на радиостанции.

Начальник предыдущей смены доложил, с какими корреспондентами связь нормальная, с какими перебои, сколько принято и передано радиограмм, в порядке ли приемники.

    Я работаю на главном направлении – держу связь с Москвой, с штабом ПВО страны и со Ставкой Верховного главнокомандующего. У моего приемника лежит стопка свежих радиограмм. Их надо передавать. Несколько минут жду, когда моя предшественница закончит передачу. С головы на голову надеваю наушники… И начинается напряжённая, рассчитанная на минуты и секунды, работа радиста. Передача и прием, передача и прием. Из Москвы идут радиограммы «воздух». Они должны приниматься и передаваться вне всякой очереди. Работа идет четко, напряженно. Лишь к полуночи поток несколько стихает. А потом снова одну за другой Москва стала передавать «воздух». Левой рукой отстраняюсь от помех, правой записываю очередную радиограмму. И вдруг из приемника где-то по соседству раздается голос Левитана. Фашистская Германия капитулировала! Даю корреспонденту «ас» - подожди, подожди. Хочу послушать сообщение, а он: «Принимай, «воздух». Да тут уж ничего не поделаешь, принимаю. Жду, когда он закончит передачу. Даю открытым текстом: «ОМ, Победа!» - («Ом» дорогой товарищ»). Сбрасываю наушники. Слушаю, Боже мой! Мы кричали, целовались, топали ногами. Подняли всё подразделение. Последние полчаса дежурства на радиостанции сидели, как на иголках…».

«… Ликуем, радуемся, что война, наконец, закончилась. А мозг мой сверлит одна и та же мысль: а Мишки уже нет. Сгорел в танке под Гдыней. Останки его захоронены там же – так написали мне его однополчане уже из Берлина. Он не дошел совсем немного…».

«… И вот сформирован эшелон. На станции Вильнюс собрались всем полком. Тут же наши командиры. Короткий митинг. Выступают командир полка, наш командир батальона. От имени уезжающих слово предоставили мне. Что сказать? Позади четыре года службы с горестями и радостями, с успехами и разочарованиями. А сейчас расставание с друзьями и впереди – встреча с родными и близкими.

    Я прочитала стихи, которые написала накануне…»

«… После демобилизации отдохнула несколько дней. Первого сентября пришла в свой горный институт. На третьем курсе проучилась один день. И больше вообще туда не вернулась. Мне двадцать три. Учиться ещё три года. Кто меня будет содержать? Родители больны. Да и профессия геолога меня уже не прельщала. Надо идти работать. А куда? Есть четырёхлетний опыт военного радиста первого класса. Но опять эти ночные дежурства за приёмником. Нет, только не это.

Пошла за советом в горком партии. Секретарь горкома Шарикова (к сожалению, забыла имя и отчество) беседовала со мной, мать с дочерью, судьба которой её волнует. Расспрашивала, чем я интересуюсь, что умею.

- А давайте я пошлю Вас в библиотеку. Ведь Вы любите книги. Познакомитесь там с коллективом, потом ко мне зайдете.

В библиотеке имени Белинского (лучшей в городе), меня встретили доброжелательно. Получила листок учёта кадров. Но ещё не заполнила. Снова пришла в горком. Мне почему-то захотелось рассказать этой внимательной женщине, что я пишу стихи, что в своём батальоне выпускала «Боевые листки», что мне даже советовали поступать в литературный институт имени Горького. Показала ей два блокнота со стихами, написанными на войне.

Нет, не в библиотеку Вам надо, - сказала после долгой беседы секретарь горком. Пошлём Вас работать в газету. Там будет возможность проверить свои литературные способности.

    Эта мудрая, внимательная женщина определила мою судьбу…».

Нина Релина, 1942 год	Михаил Балаганский. 1943 год	Н.В. Релина в редакции газеты "Амурская Правда". 1985 год	Слёт-встреча ветеранов 2-й Краснозн-й Армии, 2.10.  2005 г.